— Ольна, ты как-то изменилась.

Но я сделала вид, что не услышала его.

— Да-да, — поддержал его Морвид. — С тобой творится что-то странное. Никак не пойму, но что-то в тебе не так…

— Похудела потому что, — не выдержав, отмахнулась я от них.

Чтобы барон и жрец отстали, я улеглась на травке и притворилась спящей. Даже перевернулась на бок, но…

— Ольна, твой шрам?! — В голосе жреца прозвучала неподдельная тревога.

Я встрепенулась и села.

— Что шрам? — переспросила, не понимая, куда он клонит. Проведя пальцами по щеке, удостоверилась: все как обычно…

— Он почти исчез, и у тебя стали меняться черты лица!

— Ага, а также растут рога и копыта, — иронично ответила я.

В лагере воцарилась гробовая тишина, казалось, даже птицы смолкли. Все на меня уставились с нескрываемым подозрением.

— Шутка! Неудачно пошутила, — поспешила пояснить я. — Совсем я не поменялась! — И добавила: — Мне вон заклятия надо повторить, а вы всякой ерундой мозги пудрите.

Не подействовало. Вся команда, как один, обступила меня, взяв в плотное кольцо. Только Эльма сидела в сторонке на камне и музицировала. Как оказалось, играла она на удивление хорошо.

— Нет, поменялась, — тряхнул распущенными волосами Лорил. Квартерон до этого яростно расчесывал свою золотистую гриву, которая достигала бедер. — Ты теперь даже не так двигаешься, не говоря уже о внешности. Это не сразу бросается в глаза, но перемены есть.

— Есть, — согласился с ним Лиас. — Если присмотреться, то довольно сильные. Ты становишься другой.

Я рывком вскочила на ноги и потребовала зеркало. Внутри все замерло. Что мне еще уготовано?! Что на этот раз со мной решили сотворить?

Лиас протянул серебряное зеркальце в костяной оправе, и я уставилась на себя.

После того как еще у Элионда изучила свое отражение, больше этим не занималась, поскольку так и не смогла свыкнуться с чужой внешностью. А сейчас из глубины зеркала на меня смотрели знакомые с детства глаза. Сломанный нос выпрямился, горбинка исчезла, сквозь прежний облик проступали родные черты.

От неожиданности едва не выронила зеркало из рук… Ой, мамочка…

Сразу защипало в носу, в горле возник ком. Растолкав всех, я поспешила прочь.

Около двухсот сорока лет назад…

Юный жрец, еще совсем мальчишка, с тоской смотрел в окно. Ему было грустно оттого, что он должен был сидеть в душной и пыльной молельне и слушать брюзжание впавшего в транс прорицателя. А там, во дворе, веселились послушники.

Старик, сидя в молитвенном круге, что-то бормотал себе под нос, закатывал глаза и изредка вздрагивал. Из уголка его рта текла вязкая нитка слюны. Пареньку это казалось особенно противным.

Он осторожно отложил палочку для писания, убрал с колен восковую дощечку и, стараясь не нарушить тишину, крадучись поспешил к окну.

На улице мальчишки играли в увлекательную игру «Темный — Светлый». Половина была назначена плохими, вторая — хорошими, и теперь догонялки шли с переменным успехом. Сейчас выигрывали светлые. Взявшись попарно за руки, мальчишки догоняли такую же парочку темных, стараясь коснуться их прутиком, причем так, чтоб в это мгновение он оказался зажат сразу в руках у обоих. А темные в свою очередь точно таким же прутиком не давали коснуться себя. Было весело. Кто-то уже вывалялся в пыли, у некоторых на рясах зияли прорехи. Вот им вечером достанется от наставников на орехи.

— Двуликие… — неожиданно захрипел жрец, по-прежнему находясь в трансе.

Пареньку захотелось выругаться, а может, и заплакать. До чего же обидно! На дворе лето, такой чудесный день. В кои-то веки не льет дождь, как обычно бывало в Вайросте. Ведь что ни день, то с моря ветер приносил морось, которая пропитывала одежду до последней ниточки. И именно ему сегодня выпало записывать за этим старым грифом!

— Предавшие… — вскрикнул старик. — Боги! Богов нет! Нет…

Юный жрец скривился.

«Двуликие. Предатели. Боги. Есть. Нет… Какая разница?! Вон у вас уже целая библиотека разных предсказаний. Только за эти два года очередную Великую Книгу исписали на треть, а половина из них ни разу и не сбылась», — подумал он, со скорбным вздохом возвращаясь к войлочной подушке, на которой сидел.

Предсказатель тем временем закачался сильнее, руки его задрожали, тело едва не билось в конвульсиях.

«Все, сейчас начнет вещать! — с тоской подумал мальчик. Он поднял с пола дощечку, палочку для письма. — Интересно, а если я ничего не стану записывать, об этом кто-нибудь узнает? — И тут же сам себе ответил: Не-а. И жрец потом не вспомнит, что напророчил». — Но все же он приготовился писать.

Иногда предсказатели впадали в транс, но так ничего связного не произносили. Тогда считалось, что Отец не открыл им своих замыслов, не осенил своей благодатью.

— Вижу… Боги… — заскрипел жрец. — Предатели… Нет…

— И это писать? — едва слышно фыркнул парнишка, в очередной раз откладывая палочку.

Но старик затрясся еще сильнее. Внезапно выгнулся дугой, вот-вот в спине переломится, а потом выкрикнул повелительно:

— Пиши! Пиши! Не упусти!

Перепуганный мальчишка схватился за палочку.

— Когда белые станут двуличными и отрекутся от света — время богов пройдет! Грядет… Грядет другой… Три единых души спасут мир или одна по одной принесутся в жертву… Тогда дивный народ обречен… Свет почернеет, но будет притворяться днем. Пришедшие издалека найдут сердце мира… Смерть… Смерть… Когда миры начнут умирать и туман поредеет… Двое! Две души, два тела, два лика несут… Спасение и смерть, рука об руку! Предатели! Горечь… Желание одного погубит тысячи тысяч! Боги бегут…

Паренек торопливо накорябал последний значок скорописи — ничего, потом, как всегда, расшифруют — и хотел было встать, чтобы помочь безвольно рухнувшему жрецу, как тот вновь изогнулся и, заскребя пальцами по полу, закричал:

— Предначертанное не должно сбыться! Ты властен! Ты-ы!

Мгновенно побледневший мальчишка поднял глаза на жреца, бьющегося в конвульсиях. Тот, упираясь макушкой в пол, тянул руки к пареньку:

— Найдешь! Сможешь! Должен! Доведи их! Доведи ее! Ее!..

Раздался треск, и тело старика переломилось в спине, как сухая ветка. Предсказатель упал бездыханным.

Паренек на несколько мгновений оцепенел, а потом со всех ног кинулся за помощью. Его колотило от ужаса. Никто никогда не умирал во время предсказаний. Это было жутко и страшно. Он уже открыл дверь, как та исчезла, превратившись в стену алого огня. Мальчик отшатнулся и обернулся. Мертвый жрец висел посреди молельни в рыжем столбе пламени. Его седые волосы развевались, по одежде проскакивали искры, местами она уже занялась. В комнате повеяло жаром, и дышать становилось все труднее. А труп тем временем направил указующий перст на юношу, и голос, который, казалось, шел отовсюду, пророкотал:

— Не исполнишь следующий ритуал, не выльешь Свет на «Камень Трех Душ» — мир погибнет. Ты должен! Запомни! Должен!

Яркая вспышка света резанула по глазам. Дурно потянуло паленым. Раздался глухой стук падающего тела… И все тот же голос прогремел:

— Роалин уже обречен! Никто не успеет! Передай!

И жар вмиг схлынул, а к дверям уже спешили наставники с ведрами воды.

Отойдя метров на сто, я плюхнулась в высокую траву, чтобы она скрыла меня с головой. Посреди чистого поля, где остановились на дневной отдых, спрятаться от назойливых глаз больше было негде. Подрагивающей рукой вновь поднесла зеркало и взглянула на свое отражение. За чужими чертами просматривалось мое лицо, сомнений нет… Мамочки! Что же выходит? Я превращаюсь в себя? Или?!

Что со мной творится? За все время, что была в мире Бельнориона, то и дело задавалась этим вопросом. Иногда снилось, что я дома и собираюсь куда-то идти. А когда открывала дверь, оказывалась то в подземельях у гномов, то в доме у Элионда. В панике обернувшись, видела, что двери больше нет. От этого я просыпалась, подскакивая в холодном поту, и разочарованно убеждалась, что по-прежнему здесь.