Но зачастую порыв у творческой души один — нести прекрасное. И тем он больше, чем сильнее одобрение и признание. Девушка стремилась подарить свои песни не только эльфам, но и людям, вообще всему свету, причем беззаветно, без единой мысли о вознаграждении.
Единственное «но» — не только близкие, но и венценосный родственник были против того, чтобы она покидала просторы лесов Таурелина. И на это имелось несколько причин. А основная, самая веская, — несбывшееся пророчество.
Бельнорион издревле был нашпигован предсказаниями и пророчествами, как рождественский гусь яблоками. Одно из них гласило: однажды три единых души сделают мир, что когда-то приютил дивные народы, сбежавшие из своего погибающего, новой родиной дивных народов. Оттого-то и берегли сестру как зеницу ока, мол, братья — мужчины и сами за себя постоять могут, а девушка — нет.
Стремления стремлениями, но квартеронка все же сбежала от излишней опеки. Большой мир радостно принял ее в свои объятия. Правда, тут же выяснилось, что не все здесь так радужно, как представлялось вначале. В Бельнорионе все, кто занимался каким-либо делом, состояли в гильдиях. Ткач ты или портной, торговец или меняльщик, певец или каменщик — будь добр, уплатив взнос, вступи в гильдию, а если нет, то прав не имеешь заниматься любимым делом. И без разницы, кто ты: эльф или человек, гном или тролль — плати или гуляй на свободе.
Помыкавшись, бедняжка кое-как собрала положенную сумму. Конечно, она в любой момент могла обратиться к родным, но гордость не позволила ей это сделать. А пока она собирала деньги, играя по трактирам в глухих деревнях, слава пошла о ней, как о Сладкоголосом Соловье — поскольку звали ее Тиндомерель, что на языке светлых эльфов и означало невзрачную птаху с дивным голосом.
А как пошла слава, так появились и завистники. Ну а когда девушка в гильдию вступила и ее в лучшие дома, а то и в королевские дворцы зазывать стали, то и вовсе неприкрытая вражда пошла. Вдобавок квартеронка, не умея врать и изворачиваться, многим из певцов прямо в глаза все говорила, да еще и при нанимателях, тем самым еще большую ненависть вызывая.
Вот однажды и надумали менестрели, которые считались лучшими, но которым, как оказалось, было далеко до девушки, заставить ее бросить петь. Начали распускать слухи, говорить гадости, всячески травить ее. Так мало-помалу девушку перестали приглашать для выступления перед знатными особами, больше ей приходилось петь при простом люде, в трактирах да тавернах. Но именно такой слушатель по-прежнему любил ее песни. Друзья тоже не отвернулись от нее, не поверили клеветникам.
И тогда клеветники решили извести Тиндомерель, чтобы даже памяти о ней не осталось.
Была одна пара — Майра и Графор, которые сильнее всех ей завидовали. А зависть, как известно, — страшное чувство. И придумали они страшную вещь. Графор воспользовался своим мужским обаянием и покорил девичье сердце, а Майра, пока тот охмурял девушку, сговорилась с отрекшимися клириками. У тех был свой расчет, они исполняли какое-то свое пророчество. И по нему требовалось принести в жертву эльфийскую деву на каменном алтаре. Ею и стала угодившая в ловушку менестрель.
Семья Тиндомерель, давно смирившись с ее желанием быть менестрелем, все же издалека присматривала за ней. А в тот злополучный раз не уследила, не успели родственники прийти на помощь. Девушку убили, а душу заключили в филактерий.
Не зря считали, что на троих близнецов единая душа. Близнецы чувствовали друг друга как продолжение себя. И оттого братьям без сестры стало одиноко и тоскливо. Получалось, что теперь части души у них не было. Квартероны поклялись отомстить обидчикам, найти душу сестры и освободить, чтобы она могла ожидать их в Западных чертогах у подножия трона Манве.
Для этого они примкнули к юному барону — Бриану де Ридфору и его учителю — Жрецу Войны Морвиду.
Обидчиков они уже давно нашли и покарали, а вот в поисках филактерия пришлось не одно десятилетие по свету бродить — нечисть бить, в сражениях участвовать. И только теперь, когда в узловой точке в очередной раз сошлось множество предсказаний, его удалось отыскать.
Хоть братья и отомстили за сестру, у них осталась стойкая неприязнь ко всем труженикам пера и лютни. Всех их они считали лицемерными и лживыми, ровняя под одну гребенку.
Выслушав эту историю, я в растерянности почесала макушку.
— Пресветлая, ну что за мир?! Пророчество на пророчестве и предсказанием погоняет!
В молитвенном зале горели свечи, тлели курильни, кровь жертвенных животных стекала с алтаря на мраморный пол. Но тщетно, Призываемый был глух. Лучезарный Адорн не знал, что еще предпринять, чтобы достучаться до него. Может, требуется человеческая жертва? Тогда он немедленно прикажет и…
Нужно как можно скорее призвать Его! Совсем недавно оборвалась связь с человеком в команде. Он больше не находится под контролем. Он больше не служит Призванному! Необходимо что-то предпринять, чтобы…
— Лучезарный? — раздалось от дверей.
Адорн вскинулся, прервав молитву.
— Несущий Свет Гарост просил передать…
— Ах, Несущий Свет просил передать?! — воскликнул клирик, с нечеловеческой быстротой вскакивая на ноги.
В мозгу билась только одна мысль: «Вот она — жертва, которая сама пришла! Вот жертва!»
Стражник даже не успел удивиться, как Первый Перст метнулся к нему и, вытащив из складок одеяния длинный кинжал, ударил в грудь. Сила Лучезарного с началом изменения возросла настолько, что он, насаживая рослого стражника на клинок, приподнял несчастного, оторвав от пола.
Клирик, выдернув кинжал, подхватил падающее тело и отволок к алтарю. Уложив там жертву, он принялся полосовать тело прямо через кольчугу, стремясь поскорее добраться до сердца. Во все стороны полетели кольчужные кольца, кровь обильным потоком потекла на пол.
Лишь когда еще теплое сердце оказалось в его ладони, он остановился и выкрикнул:
— Артас, в твою славу! В твою честь! — И вцепился зубами в сердце, разрывая его на части. — В твою!
Пространство перед алтарем тут же пошло рябью. Начал раскручиваться смерч портала, и оттуда ступил бог. За его спиной стояли двое: женщина в черном наряде и одетый на манер иноземного купца мужчина. Двое остались с той стороны, а Призванный, довольно расхохотавшись, вскочил на алтарь. Портал закрылся.
— Теперь я вижу, ты готов на все, чтобы именно я был твоим господином и покровителем!
Адорн отшвырнул растерзанное сердце и замер в поклоне.
— Зачем звал? — требовательно рыкнул бог.
— Затея с чашей провалилась, — осторожно пояснил клирик. — Человек, покорный вам, вышел из подчинения.
— Человек? Из подчинения? Что мне с него!
Недовольный бог спихнул тело стражника с алтаря, а сам, расставив ноги пошире и уперев руки в бока, поинтересовался:
— Лучше скажи, как дела с посланцем Игрока?! Ты нашел его?
— Нашел. И приказал убить.
— И где труп? Я что-то не вижу!
— Но Всемогущий! Посланник — это мелочи. Главное — чаша. Если с ее помощью будет проведен нужный ритуал, богов Бельнориона не удастся свергнуть!
— Чаша?! Свергнуть богов?!
— Да. Мы так и останемся в их власти! У нас не будет магии. Мы по-прежнему будем подчинены им.
— Да плевал я на вас и ваших богов! Этот мир уже мой! УЖЕ! И все будет так, как я захочу! А я хочу видеть посланца Игрока мертвым! Ваш мир — узловая точка Веера, и если посланец падет, то…
Первый Перст переменился в лице.
— Тогда я разрываю наш договор! — выкрикнул он. — Именем Пресветлой я проклинаю тебя!
— Пресветлой?! — Артас зашелся в гомерическом хохоте. — Ты МОЙ раб! И что я прикажу тебе, то и исполнишь! Ты провел ритуал отречения! Имя бывшей покровительницы для тебя пустой звук!
— Богиня Покровительница, дай силу! Пусть свет поможет! — воззвал Лучезарный, воздев испачканные в подсохшей крови руки к небу.
— Вспомнил?! — издевательски зашипел бог. — Только поздно! Довольно! — Но, видя, что клирик по-прежнему пытается дотянуться до Лемираен, рявкнул: — Хватит, я сказал! Ты сам виноват… Хотя что я с тобой вожусь?!